Любовная мозаика - Страница 24

Прервав поцелуй, Клэй подхватил ее на руки, опустил на траву, осторожно лег на нее. Она с наслаждением ощущала тяжесть его тела.

Мужчина вновь стал целовать ее шею, нежные ключицы, грудь, а когда прикоснулся к соскам, Пейдж сладострастно вскрикнула и обняла его. Ее тонкие руки казались просто хрупкими по сравнению с накачанными, мускулистыми руками Клэя. Но ей нравилось видеть в нем могучего завоевателя, а себя чувствовать его слабой и покорной рабой.

Мир эмоций и чувств, переживаемых Клэем, был гораздо сложнее. С одной стороны, сексуальное поведение Пейдж разбудило в нем плотский голод, почти животное, первобытное желание обладать женщиной. А с другой — где-то в глубине его сознания так и не исчезла до конца некая преграда, эмоциональный барьер, не пропускавший мужчину к этой девушке. В нем словно боролись два разнополюсных начала — здравомыслие и страсть, рассудочность и влюбленность.

Вдруг Клэй почувствовал, осознал, что в этой борьбе наступил переломный момент. Усилием воли он оторвался от мягких, влажных губ женщины, мучительно отпрянул от нее и, словно тонущий пловец, вынырнувший наконец на поверхность воды, жадно, полной грудью глотнул воздух.

Глаза Пейдж были закрыты, лицо запрокинуто. Она ожидала, что губы Клэя вот-вот снова прикоснутся к ее груди, и уже протянула к нему руки… как вдруг поняла, то Рэйнольдса нет рядом.

Открыв глаза, девушка удивленно посмотрела на мужчину и испуганно пробормотала:

— Что-то не так, Клэй?

Но тот даже не расслышал ее вопроса. Жестокая реальность острой стрелой пронзила его мозг, опьяненный любовью. Желание, любовь, Пейдж — все это не для него. Не для него эти невинные синие глаза, ее бархатистая кожа, ее неистовая нежность… Я до такой степени забылся, ругал себя Клэй, что оказался в плену самого необузданного из человеческих инстинктов.

Мужчина резко встал, стараясь не смотреть на Пейдж. В расстегнутой блузке с огромными синими глазами, в которых застыло непонимание, она по-прежнему притягивала и очаровывала его. И Рэйнольдс подумал: ничто, даже самые глубокие противоречия в моей душе не могут повлиять на мое отношение к этой женщине. Ничто не способно опошлить, унизить или исказить в моих глазах ее образ.

Пейдж тоже встала и снова потянулась к нему.

— Что произошло, Клэй? — Она взяла его за руку. — Я ничего не понимаю.

— Не надо, Пейдж. — В его голосе сквозили боль и отчаяние, объяснить которые Пейдж не могла. — Не заставляй меня сожалеть об этом больше, чем я сожалею теперь.

Состояние Пейдж было близко к истерике. Поведение Клэя, его странные слова привели ее в полное замешательство, граничащее с отчаянием.

— Да в чем же дело, Клэй? — воскликнула она. В ее глазах показались слезы. — Неужели ты не видишь, не чувствуешь, не понимаешь, что я хочу тебя?

Мужчина, заглянул в глаза женщины, и ему показалось, что он прочел в них признание в неподдельном, удивительном, глубоком чувстве.

— Ты не знаешь меня! — резко бросил он ей, ненавидя себя в эти минуты.

— Не моя в том вина, — собравшись с силами, ответила девушка. Ее лицо застыло, словно его покрыл холодный иней.

Клэй молчал, готовый провалиться сквозь землю. Он презирал себя, но мысль о том, что проявленная им сдержанность была во благо прежде всего ей, не позволяла ему перечеркнуть все и опять заключить ее в объятия.

А Пейдж душили чувство горечи, разочарования и обиды. Никогда еще ей не было так плохо. Дрожащими руками она подобрала с земли свой кружевной топ, с трудом застегнулась. Проделать то же самое с блузкой оказалось невозможным, потому что две самые необходимые пуговицы были оторваны. Тогда она завязала шелковые концы узлом под грудью. Учитывая, что на ней была юбка, а не джинсы, выглядел этот импровизированный костюм нелепо, но девушка не смутилась. Отряхнув с юбки налипшие травинки, она не оборачиваясь быстрым шагом пошла к своей машине.

На следующее утро Пейдж проснулась с тяжелым сердцем. Всю ночь она почти не смыкала глаз. Как все получилось унизительно, как мне горько, думала она. События вчерашнего дня накатили снова, лишая сил и желания встать. А ведь ее ждала куча дел. Главное, за что? Что я ему сделала? Она уткнулась в подушку, и хлопковая ткань вновь стала мокрой от ее слез.

Внезапно печальные размышления девушки прервал телефонный звонок. Нервы у нее были на пределе, и она вздрогнула. Что-то подсказывало ей, что звонил Клэй.

Она быстро откинула одеяло и побежала в холл. Розовая шелковая пижама не сковывала ее движений, а босые ступни щекотал приятный ворс ковровых покрытий.

— Пейдж? — услышала она в трубке радиотелефона. Девушка не ошиблась: это был Клэй.

Его голос был по-утреннему деловит.

Сжимая трубку руками, чуть живая от волнения, Пейдж вернулась в спальню и села на край кровати.

— Пейдж, алло, — повторил Клэй.

— Да-да, — наконец, опомнившись, отозвалась она.

— Я звоню вот по какому делу. Если ваши планы изменились, я мог бы поехать в Вестминстер один и закупить все необходимое для праздника…

Какое благородство, зло усмехнулась про себя Пейдж. Он великодушно дает мне возможность избежать нашей вынужденной деловой встречи. Но я не доставлю ему этого удовольствия…

— У меня действительно есть кое-какие планы на сегодня, и, как ни странно, они тоже связаны с походом по магазинам.

— Вот как, — поняв, что его переиграли, разочарованно произнес Клэй.

— Таким образом, — невозмутимо продолжала она, — я могу купить все, что необходимо для Дня независимости, но мне нужно записать размеры, цвета, фактуру тканей…